Счастливая звезда (Альтаир) - Страница 55

Годами сидит инженер над расчетами в каком-нибудь электротехническом институте, исследует разные схемы, тяжело, как бы по ступенькам, забирается на кажущуюся ему огромной высоту. И вдруг в один прекрасный день инженера вызывает директор института и протягивает ему две странички и фотокопию чертежа. «Ваше мнение?»

Взглянет инженер на чертеж — и в глазах потемнеет. Просто, необычайно просто! Великолепный прыжок! А он-то, слепой и бездарный, ежегодно поднимался на крохотную ступеньку, и там, вытирая пот, радовался своему ничтожному успеху. Но в конце концов решил задачу не он, а какой-то техник, предположим, из торфяного института. Он советует использовать метод, широко применяемый в торфяной промышленности.

Начинается новый этап. Неизвестного электрикам техника вызывают для реализации своего предложения. Работает он вместе с опытным инженером-электриком, который когда-то шел по маленьким ступенькам, а сейчас избрал новый путь, подсказанный изобретателем другой специальности. Всем известна история, как изобретатель Игнатьев придумал самозатачивающийся инструмент. Сколько бы им ни резали, ни сверлили, он не тупится, как и зубы грызунов, Игнатьев не специалист-инструментальщик. Что он понимал в технологии стали и резцов? А может быть, и не нужно понимать? Иногда исследователю, конструктору, инженеру следует посмотреть на свою работу со стороны, позабыть все, что он знал о ней, и взглянуть глазами ученого другой специальности: нельзя ли, мол, подойти к решению иначе, используя достижения совершенно не родственных ему наук? Вот почему сегодняшний советский инженер должен быть всесторонне образованным. Вот почему большие дела одновременно решаются разными институтами, часто очень далеких друг от друга специальностей.

С этим весьма положительным явлением, характерным для советской исследовательской мысли, и встретился инженер Пичуев, когда познакомился с метеорологами.

Получилось это так.

Метеорологи разрабатывали новые аппараты для автоматической радиопередачи сигналов погоды, то есть температуры, влажности, направления ветра и так далее. Радиостанции с этими приборами (сокращенно — АРМС) устанавливались в разных местах страны, чаще всего в горах, на островах, в малодоступных местностях. Ежедневно в определенные часы радио автоматически передает нужные синоптикам сведения, на основании которых составляются специальные карты погоды. Но метеорологи оказались жадными и требовательными (впрочем, так же, как и многие другие ученые). Им было мало сведений, посылаемых радиостанцией. Они захотели видеть собственными глазами, как выглядят облака над пустынным островом, где никого нет, и только торчат одинокие мачты антенны. Им нужно было знать, что это за облака. Перистые или кучевые? Нет ли вдали грозового фронта? А если так, то не могут ли уважаемые специалисты телевидения сделать простой аппарат, который несколько раз в день показывал бы состояние неба.

В Институт электроники и телевидения приехал старый радиоинженер Борис Захарович Дерябин. После недолгого разговора с директором Бориса Захаровича привели в лабораторию к Пичуеву.

Это было на другой день после того, как Гораздый и Усиков приходили к нему за помощью.

Непонятное, двойственное чувство испытывал Пичуев, встречая старого инженера. Еще студентом слушал его лекции, учился по его учебникам и втайне завидовал человеку, когда-то работавшему в Нижегородской лаборатории, где были созданы первые в мире мощные радиолампы. На волжском берегу начиналась советская радиотехника.

И вот сейчас перед Вячеславом Акимовичем сидит старик с усталыми глазами, прикрытыми стеклами очков, дрожащей рукой пощипывает редкие седые усы и тусклым голосом говорит о цели своего посещения.

Ничто его не трогает. Все осталось позади — и слава и смелые дела. Учебники Дерябина устарели. Написаны новые, возможно его бывшими учениками. Некоторые из его студентов стали видными учеными, докторами и кандидатами наук, руководителями лабораторий, вроде самого Пичуева. А старый инженер уже давно бросил кафедру в радиоинституте, где читал телемеханику, удалился на «покой», в маленькую лабораторию, и сейчас возится потихоньку с радиозондами и метеоприборами. Скучная судьба!

Вячеслав Акимович относился к старику Дерябину с чувством искреннего уважения за прежние дела, но в то же время жалел его, как неудачника. Такое блестящее начало — и такая бездарная, серенькая жизнь! Двадцать лет молчит Дерябин: ни одной напечатанной работы в журнале, ни книги, ничего. Иногда в юбилейные даты в какой-нибудь статье вспомнят старика как сподвижника знаменитых русских радиоинженеров, причем многие читатели так и не знают, живет ли на белом свете Борис Захарович Дерябин или давно уже нет его.

— Извините, я вас перебью, — мягко проговорил Пичуев, когда представитель института метеорологии стал подробно излагать пункты технических условий. — На каких волнах должна работать установка?

Дерябин снял очки и удивленно взглянул на молодого инженера: «Шуточки изволите шутить!»

— По-моему, я выразился достаточно определенно. Никто не разрешит нам занять широкую полосу на коротких волнах.

— Согласен. Значит, речь идет об ультракоротковолновом диапазоне?

— Да, в первом варианте. Затем подумаем о дециметровых волнах.

— Но вы подумали о дальности?

Борис Захарович смерил недовольным взглядом дерзкого юнца. Не успел в инженеры вылупиться, а уже старшим указывает, подсмеивается… Да если бы он, Дерябин, не думал о дальности, то разве пришел бы сюда с заказом? «Ах, эта молодежь!» — подумал он, точь-в-точь как тридцатилетний Пичуев, когда разговаривал со студентами-изобретателями.