Счастливая звезда (Альтаир) - Страница 79

Афанасий Гаврилович не вдавался в тонкости гидрогеологических исследований. Всех наук не познаешь. Но его, так же как и метеоролога Дерябина, особенно увлекали те случаи, когда между далекими друг от друга отраслями науки как бы перебрасываются неожиданные мостики. Чувствовать себя одним из строителей этого мостика, инженером, соединившим два разных берега, было едва ли не самым приятным в научной деятельности Набатникова.

Когда геолог, записав адрес изобретателя «всепроникающей краски», ушел, Афанасий Гаврилович поудобнее уселся на диване и, как бы подсмеиваясь над собой, нарисовал ребятам такую картину:

— Иногда я представляю себе науку вообще чем-то вроде огромного города, разделенного каналами. Город этот похож на Ленинград. В каждом районе живут ученые какой-нибудь одной специальности. Они ходят в гости к соседям, — но редко переезжают на другую сторону канала. Потом появились ученые, которым стало тесно в своем районе. Народ любопытный, захотелось им узнать, что делается на том берегу. Они стали чаще брать лодки, завели друзей на противоположной стороне, потом вместе построили мост, другой, третий. Везде находились строители. Скоро между районами появились прочные мосты. Физики и химики настолько породнились друг с другом, что сейчас уже трудно сказать, кто где живет, на какой стороне канала. Но остались еще — без мостов дальние районы. Как туда добраться? Нашлись изобретательные архитекторы, взяли и перекинули воздушные мосты через весь город.

— Лучше метро, — совершенно серьезно сказал Митяй.

Даже в аллегорию профессора он внес существенную поправку.

Набатников рассмеялся. День начинался правильно. Далеко осталась лаборатория, забыты толстые тетради с формулами, расчеты и чертежи. Впереди еще несколько свободных дней. Можно вышагивать километры по палубе, читать приключенческие романы, пить холодное пиво в каюте и парное молоко на пристанях. Можно ни о чем не думать, отбросить все заботы, даже не беспокоиться о том, что даст новый эксперимент в диске и насколько прочным окажется мостик к будущим испытаниям, которые начнутся через две недели. Он еще успеет отдохнуть и побывать на Волго-Доне.

А пока не вспоминай о делах, позабудь и о науке на время.

Афанасий Гаврилович пробовал надеть на себя «науконепроницаемую» броню, но не хотел избегать людей, которые его интересовали, а тех в свою очередь интересовали и профессор и наука. Выходит, что все равно никуда от нее не спрячешься. Сначала были виноваты студенты. Это они втянули Набатникова в поиски фильтра для краски, потом гидрогеолог, тоже очень интересный человек, пожаловался, что все красители в грунте отфильтровываются. Как же тут умолчать насчет всепроникающей краски? Для ее изобретателя это неприятность, а для гидрогеолога счастливое открытие.

Ребятам ничего не было известно о диссертации гидрогеолога, но воображение Левы Усикова уже нарисовало картину, как всепроникающая краска проходит вместе с водой сквозь километры любого грунта. Вот она проступила бледной зеленью у основания будущей плотины. Рядом просочилась вода, окрашенная в малиновый цвет. Бьет чернильно-лиловый ключ. Можно сразу узнать направление, откуда пришла вода. Краска уже не вызывала у Левы неприятного чувства. Он с удовлетворением поглядывал на себя в зеркало: малиновый оттенок постепенно исчезал.

С утра шел дождь, сейчас выглянуло солнце, «о Леве и его друзьям не хотелось уходить из каюты. За разговором дежурный Усиков чуть было не пропустил передачу с «Альтаира».

По экрану сиротливо пробегали одинокие искорки. Вероятно, помехи от звонков. Лева недовольно покосился на белую кнопку возле двери. Но вот искорки исчезли. Сверху вниз ползли линии, медлительно-равнодушные, похожие на тонкую шелковую пряжу.

Пять минут прошли. Профессор в последний раз взглянул на экран и незаметно исчез из каюты. Пусть ребята погорюют, может, чего и придумают. Советовать трудно.

Митяй безнадежно вздохнул и попросил Усикова переключить телевизор на волну, на которой когда-то передавался «бред собачий». Нельзя ли снова принять передачу из этого страшного мира? Надо же, в конце концов, выяснить, где он находится и чем все это дело пахнет! Мистика какая-то, а не наука. Митяй ненавидел непонятное.

Пришлось заменить антенну. Лева сбросил тапочки, встал на диван и потянулся за антенной, лежавшей на полке. Женя будто очнулся, улыбнулся Леве и, приподнявшись на носки, спокойно снял антенну, похожую на большие грабли, сделанные из посеребренных трубок.

Маленький Лева недовольно сморщил нос. Нечего кичиться своим ростом. Сам бы справился, без посторонних.

В окне каюты голубело небо. Опустили жалюзи. Сразу стало темно. Тусклый экран слабо освещал лица студентов, склонившихся над чемоданом. В прошлый раз передача принималась на последних делениях шкалы. Сейчас здесь ничего не было, и Лева перестроился на другую волну.

— Женечка, покрути антенну, — попросил он, — достань воробушка.

Подняв руки к потолку, Журавлихин вертел прутья антенны. Вся сторона закреплялась на шарнире от фотоаппарата, поэтому положение антенны можно было изменять в разных плоскостях.

— Стой! — прошептал Лева и еще ниже наклонился над экраном.

Ярким белым светом горел прямоугольник. Казалось, что в чемодане открылось окошко в мир. В небе плыли пышные облака, с земли поднимался дрожащий туман. Постепенно начали вырисовываться контуры.

Умелый оператор, Лева Усиков убрал и облака и туман. Экран потемнел, появились тонкие линии и, словно на заштрихованном фоне, люди. В этом никто не сомневался. Люди в одежде, похожей на обычную. Правда, пиджаки чаще всего клетчатые. Шляпы странно примятые, заломлены набекрень, ботинки на толстой подошве, вроде слоеного пирога. Но это всё мелочи. На экране жили обыкновенные люди.